'По родным просторам'
'Крым'
"История"

"Предания и быль горной Таврики"

Таврика — большой и весьма замечательный
остров, имеющий много народов... Говорят,что
там Озирис, запрягши быков, вспахал землю,
и от этой-то пары быков получил имя народ.
Стефан Византийский

Прекрасная и суровая земля древней Таврики наделена неповторимым сочетанием редких и счастливых свойств: она для нас и «волшебный край, очей отрада»; и земля, где явлены многообразные следы различных культур, начиная с глубочайшей древности; и центральное звено в нерасторжимой связи этих глубоко уходящих корней с историей нашей собственной страны и русского народа... Место встречи почти всех основных культур древности — эллинской, иранской, иудаистской, — а также и средневековья — византийской, мусульманской, генуэзской, армянской — и соприкосновения с ними народов, обитавших на краю ойкумены, в Скифии и Сарматии, перечисление племенных названий которых вслед за античными авторами заняло бы не одну страницу. Край, с которым связаны одно из самых ранних упоминаний народа «русь» и знаменитый поход князя Владимира на Корсунь в 988 г., закрепивший культурную преемственность между самой мощной и просвещенной империей раннего средневековья, наследницей античных Греции и Рима — Византией, и выступающим на историческую арену молодым Русским государством. Его противоборство с наследником Золотой орды — Крымским ханством и его покровителем — Турцией завершилось присоединением Крыма к России в 1783 г. И здесь же менее века спустя Крымская война 1853-1856 гг., показавшая беспримерное мужество русского солдата, продемонстрировала со всей очевидностью неотвратимый кризис самодержавия.

Эти и многие другие вехи наглядно выявляют роль Крыма, который по праву считался перекрестком народов и культур: в течение веков через него шли морские пути, связывающие Русь с Европой и Азией, за них велась упорная борьба, увенчавшаяся победой только в XVIII в.

Попытаемся же увидеть и понять седую древность Таврики вначале через покровы окутывающих ее мифов и легенд, в которых своеобразно преломились элементы действительности; а затем постепенно спустимся на твердую почву фактов, добытых археологами, научно обоснованных историками выводов. В древнегреческих мифах и в землеописаниях немало места уделено Тавриде и омывающему ее берега Понту Эвксинскому. В древнегреческой родословной богов и героев Понт наряду с Океаном выступает древнейшим прародителем титанов, мифических царей и народов. Таврида наряду с Колхидой выступает местом действия одного из самых известных мифов Эллады — сказания о походе аргонавтов, который традиция приурочивает к XIII-XII вв. до н. э. У Гелиоса, древнейшего доолимпийского бога солнца, было два сына, один из которых — Персей — стал царем Тавриды, а другой — Ээт — царем Колхиды, обладателем золотого руна, за которым отправились в поход аргонавты. Охраняли же это руно, по словам Диодора Сицилийского, тавры и их священные огнедышащие быки.

Интерес к Тавриде и другим припонтийским областям объясняется не только тем, что это — отдаленные неведомые земли, почти «потусторонний мир», подходящий для заселения мифическими героями; греки стремились приобрести как можно больше реальных сведений о странах Северного Причерноморья, с которыми их издавна связывали торговые отношения. Страбон, будучи весьма высокого мнения о располагаемых Гомером географических сведениях, не сомневался в том, что события «Одиссеи» имели место на Поите, а попытки перенесения их в Океан, на запад, — просто поэтический вымысел. «Вообще люди трех времен, — пишет он, — представляли себе Понтийское море как бы другим Океаном, и отплывших туда воображали уехавшими столь же далеко, как и выплывших на большое расстояние за Геракловы столпы...». О существовании исконных земледельческих культур в Северном Причерноморье свидетельствуют данные археологии. Рассказывают о них и мифы о легендарных обитателях Севера гипербореях, ежегодно посылавших дары Аполлону Гиперборейскому на остров Делос; дары эти состояли из начатков урожая пшеницы, обернутых в пшеничную солому, которые передавались от одного народа к другому, покуда не достигали святилища Аполлона на острове Делос; обычай этот, начало которого теряется где-то во II тыс. до н. э., засвидетельствован и исторически в IV-III вв. до н. э. По мнению ученых, путь даров гипербореев отражает архаический торговый путь, по которому возили товары из Скифии.

О древнейшем земледелии повествует миф, слова из которого взяты в качестве эпиграфа к главе. В греческой литературной традиции существовал рассказ о деяниях древнего царя или бога, наделенного всеми чертами «культурного героя», которого египтяне называли Озирисом, а греки — Дионисом. Решив приобщить людей к полезным открытиям и прежде всего научить их возделыванию хлеба и винограда, он отправился в длительное путешествие вплоть до Индии. Побывал Озирис-Дионис и в Таврике, где также научил людей земледелию и виноградарству: именно с этим, согласно легенде, и связано название страны, поскольку священным животным как Озириса, так и Диониса был бык — по-гречески таврос. Переправа священного быка с востока на запад, из Колхиды в Тавриду, увековечена в названии Босфор — бычья переправа.

Античная письменная традиция донесла до нас то скупые, то многословные сведения, где быль перемешана с легендой, о древнейших обитателях Крыма — киммерийцах, таврах, скифах. Сегодня, когда накоплен немалый археологический материал, сгруппированный под теми или иными условными названиями — по месту первых находок — в качестве памятников кемиобинской, кизилкобинской и других культур, встает сложная задача отождествления их с теми или иными племенами, фигурирующими у древних авторов. И хотя основными обитателями горного Крыма античная традиция называет тавров, четко отличая их от скифов, сегодня мы знаем, что этническая картина была гораздо сложнее и динамичнее: ее складывание определялось тем, что племена, с незапамятных времен двигавшиеся с востока и пытавшиеся закрепиться в Северном Причерноморье и в Крыму, по прошествии нескольких веков потеснились новыми волнами переселенцев. Нам известно, что примерно с VII в. до н. э. древнейших обитателей края — киммерийцев — вытесняют скифы; в III в. до н. э. скифов вытесняют сарматы и т. д. При этом осколки племен и народностей, некогда входивших в главенствовавший на полуострове союз племен, оттесняются в горы, где еще долго хранят свою этнокультурную самобытность. Предгорьям и горам Юго-Западного Крыма, стоявшим преградой на пути кочевников, суждено было играть особую — охранительную — роль в истории культур: к ним в полной мере можно отнести слова советского ученого Г. В. Ковалевского о значении горных районов, которые «в противоположность низинам уберегли в своих изолированных гнездах древнейшие и своеобразные реликты прошлого — осколки человеческих рас, наречий, старинные хозяйственные формы... обычаи, нравы, остатки растений и животных».

Самый древний народ, населявший причерноморские степи и Крым и передавший векам свое имя — киммерийцы: они обитали здесь на рубеже II и I тыс. до н. э. Вопрос об археологической культуре, соответствующей историческим киммерийцам, считается одним из сложнейших. Прямыми потомками киммерийцев некоторые исследователи считали тавров. Тем временем накапливавшийся археологический материал привел к выделению особой культуры, названной кизилкобинской по месту первых находок в районе Красных пещер — Кизил-Коба. Ее носители жили там же, где и тавры, — в предгорьях, примерно в то же самое время — в течение 1 тыс. до н. э., — занимались земледелием и отгонным скотоводством. Однако в культуре оказались существенные различия — так, у кизилкобинцев керамика украшена геометрическим орнаментом, у тавров он обычно отсутствует; разным был и погребальный обряд — первые хоронили покойников в небольших курганах, в могилах катакомбного типа, в вытянутом положении на спине, головой обычно на запад; вторые — в каменных ящиках, присыпанных землей, в скорченном положении на боку, головой обычно на восток. Сегодня кизилкобинцы и тавры рассматриваются как два разных народа, обитавших в течение I тыс. до н.э. в горной части Крыма.

Чьими же потомками они являются? Очевидно, корни обеих культур уходят в бронзовый век. Сравнение керамики и погребального обряда говорит о том, что, вероятнее всего, кизилкобинская культура восходит к так называемой позднекатакомбной культуре, носителями которой многие исследователи считают киммерийцев.

Что касается тавров, то их наиболее вероятными предшественниками можно считать носителей кемиобинской культуры (по имени кургана Кеми-Оба близ Белогорска, раскопанного А. А. Щепинским, с которого началось ее изучение), распространенной в предгорном и горном Крыму во второй половине III — первой половине II тыс. до н. э. Именно кемиобинцами .были поставлены в крымских степях и предгорьях первые курганы, обнесенные каменными оградами по основанию и увенчанные некогда антропоморфными стелами. Эти большие каменные плиты, отесанные в виде человеческой фигуры, где выделены голова, плечи, пояс, представляли собой первую попытку создать образ человека в монументальном искусстве Причерноморья в конце III — начале II тыс. до н. э. Подлинным шедевром среди них является полутораметровая диоритовая стела из Казанков, найденная под Бахчисараем.

Проблема происхождения антропоморфных стел, встречающихся не только в Причерноморье, но и на юге Франции, непосредственно связана с распространением мегалитических, сооружений — каменными оградами, каменными ящиками, столбообразными менгирами. Отмечая их большое сходство с памятниками северо-западного Кавказа, исследователи предпочитают говорить не о влиянии последних, а о единой культуре, распространенной в бронзовом веке от Абхазии на востоке до Крымских гор на западе. Многое сближает кемиобинскую культуру с более поздней таврской. Действительно, тавры — подлинные наследники мегалитической традиции — воспроизводили ее сооружения, хотя и в несколько уменьшенном масштабе.

Из многочисленных свидетельств античных авторов явствует, что особенно поражал воображение греков сохранявшийся у тавров обычай человеческих жертвоприношений, обычно пленников, захваченных во время пиратских нападений. Однако пиратство, возможно, бывшее формой самообороны, вовсе не было главным занятием тавров. Раскопки многочисленных таврских поселений свидетельствуют, что основную роль в их жизни играло земледелие, а также скотоводство отгонного типа».

Правда, бедность металлами привела к тому, что каменные и костяные орудия играли ведущую роль, особенно на раннем этапе развития таврской культуры. Однако существовало и бронзолитейное производство, в основном украшений; железные изделия встречаются изредка.

Таврские укрепления отличаются ярко выраженным своеобразием: стены из необработанных камней, сложенных насухо, иногда с башенными выступами без внутренних камер, примыкают к скалам, образуя как бы одно целое с горным ландшафтом. Культура тавров отличалась архаичностью, относительной замкнутостью и консервативностью.

С конца II в. до н. э. и позже тавры неоднократно выступали совместно со скифами против Херсонеса и пришедших ему на помощь войск полководца царя Митридата — Диофанта, а также против Боспора и римлян, стремившихся подчинить их своей власти. Древние авторы свидетельствуют о мужестве тавров в их борьбе с иноземцами и о своеобразии их военных приемов. По словам римского историка Полиена, они перекапывали дороги, чтобы сделать невозможным отступление.

Данные быта и занятий тавров говорят о них как о народе отсталом, стоящем на сравнительно низкой ступени социально-экономического развития. Однако то немногое, что мы знаем о нем, в то же время позволяет предполагать, что перед нами — народ-реликт, немноголюдный остаток ранее многочисленного народа, обладавшего некогда самобытной культурой. Думается, что к таким реликтам относится архаический культ богини Девы, с человеческими жертвами (характерно, что согласно мифу об Ифигении греки «узнали» свою Артемиду в таврской богине, которой, возможно, поклонялись их давние предки); относится к ним и мегалитическая традиция и, наконец, недавно выявленные остатки таврской топонимики.

У тавров пережитки древней мегалитической культуры сохранялись на протяжении I тыс. до н. э., к концу которого она приходит в упадок по мере увеличения контактов с более динамичными греческой и позднескифской культурами. Еще в прошлом веке горный и прибрежный Крым являл собой редкую картину обилия подобных памятников, в особенности каменных ящиков, которые иногда называют крымскими дольменами. В отличие от кавказских дольменов — грандиозных наземных сооружений из цельных каменных плит с круглым отверстием в торцовой вертикальной стенке — крымские дольмены несколько меньше по размерам и обычно скрыты под земляной насыпью.

Взаимоотношения цивилизованных греков с местными варварами — таврами — оказались не совсем простыми и однозначными. Есть веские основания считать, что греки-колонисты позаимствовали кое-что из местного земледельческого опыта (см. примеч. 15), но помимо этого они подверглись влиянию тавров и в своей духовной жизни, восприняв культ их главной богини. В херсонесской присяге после Зевса, Геи, Гелиоса названа Дева — главное таврское божество, считавшаяся покровительницей города. В Херсонесе находился ее храм и статуя, а в 100 стадиях (около 17,7 км) от города, на мысе Парфенион, по сообщению Страбона, существовало ее святилище. В честь богини устраивались праздники-парфении. Включение местного божества в свой пантеон было для греков делом нередким. Однако Дева заняла ведущее место в этом пантеоне — она считалась покровительницей города, а в III в. до н. э. была провозглашена царицей-басилиссой Херсонеса(!). Конечно, существует политическое объяснение этого факта — новый титул богини освящал коллегиальное правление старейшин. Однако почему для этой цели выбрана именно местная богиня? И здесь впору задуматься над особенностями духовного мира древних, предположив, что авторитет варварского местного божества мог воздействовать на воображение греков потому, что происходил из некогда общего для припонтийских жителей источника, причем наиболее архаический его пласт они обрели именно на местной таврской почве.

Культ Девы-Артемиды, богини общей для местных варваров и для пришлых греков, давно привлекает внимание исследователей. Изгнанный из Рима в город Томы в устье Дуная блестящий римский поэт Овидий — единственный, кто оставил подробное описание храма, вложенное им в уста старого тавра: «Есть в Скифии местность, которую предки называли Тавридою. Я родился в этой стране и не гнушаюсь своей родины; это племя чтит родственную Фебу богиню. Еще и ныне стоит храм, опирающийся на огромные колонны: к нему ведут сорок ступеней. Предание гласит, что там был ниспосланный с неба кумир; не сомневайся, еще и ныне там стоит подножие, лишенное статуи богини; алтарь, который был сделан из белого камня, изменил цвет и ныне красен, будучи окрашен пролитой кровью. Священнодействие совершала жрица». Романтическим поискам храма Девы, где Ифигения несла свое печальное служение жестокой богине и откуда была похищена ее статуя, отдали дань многие русские и иностранные исследователи. Археологические поиски продолжаются и по сей день: исследователи вновь и вновь обращаются к сообщениям античных авторов, стремясь выделить в причудливом переплетении мифов и легенд Подлинные исторические и географические сведения. Однако сегодня приходится принимать во внимание следующие соображения. Во-первых, храм, столь красноречиво описанный Овидием и неоднократно изображавшийся на античных вазах и барельефах, был, по-видимому, воздвигнут греками в Херсонесе или поблизости; здесь чтили божество, в котором синкретически слились черты местной Девы и греческой Артемиды. Что касается тавров, то, по-видимому, у них были не храмы, а святилища; скорее всего, они представляли собой жертвенники на крутых утесах.

Херсонесская Дева предстает перед нами на многочисленной серии монет (поскольку ее статуи до нас не дошли) в образе воительницы с луком и стрелами, в коротком хитоне, в порывистом движении, с оленем или грифоном у ног; распространено и статуарное изображение Девы с так называемой башенной короной на голове. Сложившаяся о ней в Херсонесе легенда также представляет ее как непосредственную защитницу города от вооруженных нападений. Согласно дошедшей до нас надписи III в. до н. э. первый историк Херсонеса Сириек был увенчан золотым венком за то, что «описал явления Девы», точнее, приписал ее покровительству различные победы херсонесцев. А не отразились ли в образе Девы собирательные черты легендарного народа амазонок? На это обращал внимание еще М. И. Ростовцев, связывавший этот круг преданий с племенами живших в Приазовье меотов, синдов и савроматов. У савроматов — племен, живших к востоку от Дона, — по рассказам греческих путешественников, девушки обучались военному делу наравне с юношами и не имели права выходить замуж, пока не убьют хотя бы одного врага; сохранилось и название племен — «женоуправляемые».

Легенды, приуроченные к берегам Тавриды и Северного Причерноморья, дали жизнь многочисленным вариантам устойчивого сюжета греческой вазописи — битвам греков с амазонками, борьбе амазонок с грифами или своеобразному «групповому портрету» — головы лошади, амазонки и грифа (зверя, похожего на льва, с крыльями и головой орла). Мифический народ амазонок имеет в вазописи свою иконографическую традицию, передающую подробности одежды и вооружения. Последнее, как правило, состоит из лука со стрелами и секиры. Одета амазонка «по-скифски», в мужской костюм, иногда усеянный золотыми бляшками, ее головной убор — островерхий колпак с длинными наушниками, — кстати, войдет в историю под названием «фригийского колпака» (Фригия — область в Малой Азии). В нем будут щеголять якобинцы, а позднее он украсит голову Марианны, символизирующей Французскую республику. Некоторые реалистические подробности, воспроизводимые мастерами-вазописцами, несомненно, опирались не только на легенды, но и на конкретные наблюдения некоторых местных племен, где женщины владели оружием наравне с мужчинами.

Сегодня в наши представления о таврах вносят вклад и лингвистические исследования топонимики — уцелевших названий рек, гор, урочищ и поселений, не объяснимых из татарского, греческого, итальянского и других языков. Необходимость глубокого изучения топонимики горного Крыма с учетом немногих дошедших до нас в греческой транскрипции таврских наименований, подчеркивалась исследователями. Эта работа была проделана видным советским лингвистом, членом-корреспондентом О. Н. Трубачевым, который доказал родство ряда корней с индоарийской языковой ветвью — ближайшей родственницей индоиранской. «Античная Таврида, Таврические горы и отгороженный ими берег полуострова, — пишет он, — и на этот раз подтвердили свою репутацию зоны реликтов, которой они пользуются, например, в климатологии и биологии».

Ираноязычные пришельцы-степняки, скифы, появившиеся в Северном Причерноморье еще в VII в. до н. э., постепенно становятся новыми хозяевами Крыма, тесня аборигенов в предгорья. Резиденция скифских царей из Приднепровья (Каменское городище близ Никополя) переносится в Крым. Здесь с III в. до н. э. по III в. н. э. существует государство поздних скифов со столицей в Неаполе (новый город. — греч.), руины которого можно видеть на окраине Симферополя. Скифские цари стремились подобраться поближе к греческим городам Боспорского царства и Херсонеса с их богатствами, поставить их в зависимость, вести самостоятельную торговлю хлебом, за который они получали предметы роскоши — вино, оливковое масло, дорогую утварь и золотые украшения. Тесное общение с греками придало позднескифской культуре особый синкретический характер; скифский звериный стиль почти исчезает, наряду с подражанием грекам все более проявляются сарматские влияния, происходит варваризация эллинистической культуры.

Границы позднескифского государства простирались до Главной гряды Крымских гор, на западе — до побережья, на востоке они доходили до Феодосии. Земли речных долин Альмы, Качи, Бельбека особенно активно заселяются в первые века нашей эры, когда скифов в свою очередь начинают теснить сарматы. Возникают укрепленные позднескифские городища, нередко на местах, где раньше жили тавры. Систематическому изучению они подверглись сравнительно недавно. С 1954 г. началось исследование городища на левом берегу реки Альмы, у села Заветного, — Алма-Кермен: здесь сохранились остатки оборонительной стены и акрополя, где укрывались в момент опасности жители открытого селения. Некоторое время там находился римский лагерь. В устье Альмы, на самом берегу моря, обследовано еще одно городище поздних скифов — Усть-Альминское. Об этническом разнообразии позднескифского государства образно — так сказать, языком погребальных обрядов — поведал хорошо изученный некрополь этого городища.

Письменные источники свидетельствуют о проникновении сарматов в Крым начиная с III-II вв. до н. э. Это кочевой народ, в основном ираноязычный, пришедший в степи Причерноморья из Поволжья и Приуралья. Нравы сарматов, женщины которых играли активную роль как жрицы и воительницы, а также их отношения со скифами ярко рисует известный рассказ римского историка Полиена о сарматской царице Амаге; она «сама расставляла гарнизоны в своей стране, отражала набеги врагов и помогала обижаемым соседям». В ответ на просьбу Херсонеса о помощи в борьбе со скифами Амага во главе отряда конных воинов, преодолев большое расстояние, ворвалась во дворец, убила скифского царя и его свиту, страну отдала херсонесцам, а «царскую власть отдала сыну убитого, приказывая ему править справедливо». Хотя образ Амаги, скорее всего, легендарен, но нравы, да и общая историческая ситуация описаны верно — в Скифии еще есть свой царь, но главенствующая политическая роль принадлежит новым пришельцам — сарматам.

В сарматское время в Причерноморье и в Крыму распространяется особый стиль ювелирных изделий, называемых полихромными: поверхность золотых и вообще металлических изделий украшали разноцветными вставками из цветной пасты, бирюзы, сердолика, альмандина, граната. Ими украшали не только кольца, серьги, диадемы, но и части конской сбруи, золотые обкладки рукояток мечей, сосуды. По-видимому, изделия в полихромном стиле, разработанном боспорскими ювелирами, отвечали вкусам сарматизированого населения начала нашей эры не в меньшей мере, чем изделия IV-III вв. до н. э. вкусам скифов. Позднее через готов и гуннов они распространились по всей Европе. О росте сарматского влияния свидетельствуют тамгообразные знаки на различных бытовых вещах, каменных плитах, надгробиях. Эти «загадочные» знаки постепенно поддаются расшифровке: в большинстве случаев они представляют собой родовое или личное клеймо — тамгу, род печати или герба.

В III в. н.э. в Крым вторгаются готские дружины, нанесшие сокрушительный удар позднескифскому государству. Собственно готы — германоязычные племена, пришедшие с берегов Балтики,- видимо, составляли верхушку союза, куда входили сармато-аланские и другие племена. В IV в. кочевые орды гуннов, явившиеся из степей Центральной Азии, как смерч пронеслись по Северному Причерноморью, оставляя за собой пожарища и развалины. Гуннский разгром кладет конец тысячелетнему развитию античности в Тавриде. Уцелевшее земледельческое население, укрывшееся в горно-лесном Крыму, сумело пережить это смутное время: многие поселения хранят следы непрерывного существования от поздней античности до позднего средневековья. Юго-Западная Таврика превращалась в густонаселенный и экономически развитый район, сохранивший тесные связи с Херсоном, как стали называть в средние века этот единственный уцелевший от античной эпохи город, а через него — с Византией. Вероятно, на рубеже V-VI вв. Византия через Херсон начинает освоение округи, основывая опорные крепости в глубинных районах, населенных скифо-сармато-аланами, подчиняя их своему идейному влиянию путем распространения христианства.

Интересы местного населения и византийских правителей в этот период совпадали, так как крепости служили защите земледельческого населения от реально нависшей над ними угрозы воинственной кочевой степи. Эти обстоятельства ускорили процесс складывания феодальных отношений: прежние укрепленные убежища, куда спасались жители окрестных деревень со своим скотом и скарбом, постепенно становились центрами феодальных владений, резиденцией местного правителя и его дружины.

Известные в исторической науке под условным названием «пещерные города», они располагались вдоль Внутренней гряды — с северо-востока от реки Альмы на юго-запад до Инкермана.

Самое раннее упоминание о положении дел в горной Таврике относится к VI в., когда завершилось заселение края готами — остатками готских дружин, оттесненных сюда гуннами и смешавшихся с разноэтничным населением предгорий. По сообщению историографа византийского императора Юстиниана I Прокопия Кесарийского, готы, которые «в военном деле превосходны и в земледелии... достаточно искусны», по-видимому, составили основную часть войска населения горного Крыма. Населяемая ими «страна Дори», по описанию Прокопия, «лежит на возвышенности, но она не камениста и не суха, напротив, земля очень хороша и приносит самые лучшие плоды» ^. Император, воздвигший укрепления в Херсоне и Боспоре, Алуште и Гурзуфе, в этом краю «не построил нигде ни города, ни крепости», но зато «укрепил все места, где можно врагам вступить, длинными стенами и таким образом отвратил от готов беспокойство о вторжении в их страну врагов». Упомянутые в этом сообщении «страна Дори» и защищающие ее «длинные стены» еще и поныне остаются дискуссионным вопросом первостепенной важности в историографии средневекового Крыма. Согласно одной точке зрения, под страной Дори подразумевалось Юго-Западное нагорье, а под «длинными стенами», образно — цепь «пещерных городов»; высказывалось также мнение, что «длинные стены» — реальные остатки сложенных из камней стен на северных склонах и перевалах Главной гряды Крымских гор, а сама страна Дори находилась на Южном берегу; наконец, в соответствии с третьей точкой зрения, страна Дори, судя по ее описанию, «лежащая на возвышенности» и «приносящая лучшие плоды», как нельзя более подходит к Юго-Западному Крыму, а что касается «длинных стен», то они вообще пока не обнаружены: отмечалось также, что, судя по анализу текста Прокопия, это должны быть именно «стены», причем регулярной квадровой кладки, в соответствии с приемами римско-византийского фортификационного дела.

Источники VII-VIII вв. называют и древний центр области — Дорос, который, вероятнее всего, находился на горе Мангуп.

В VIII в. Юго-Западная Таврика оказалась под властью хазар. Ослаблению влияния Византии способствовала и развернувшаяся в ней острая борьба между иконоборцами и инонопочитателями, массовая миграция последних в Таврику, превратившая ее в гнездо оппозиции духовным и светским властям Византийской империи. Вероятно, в пору монашеской эмиграции возникают многочисленные монастыри, которые захватывают земли местных общин и сами становятся крупными феодалами.

В первой половине IX в. византийское правительство для укрепления своих позиций создает Херсонскую фему — особый административно-военный округ во главе со стратигом. В нее входили и крепости в округе Херсона, обозначавшиеся собирательным названием Климаты: Константин Багрянородный (X в.) насчитывал их девять. В XIII в. французский посол к монгольскому хану монах Рубрук писал, что между Херсоном и Судаком «существует сорок замков, и почти каждый из них имеет особый язык». Видимо, в это число входили крепости не только Юго-Западного нагорья, но и Южнобережья.

Борьба Византии с Русью за причерноморские земли наполняет весь Х в. Русь, создавшая на Таманском полуострове Тьмутараканское княжество, опасно приблизилась к границам византийских владений. Походы Святослава в 965 г. окончательно сокрушили хазарский каганат. Русско-византийская война в конце Х в. завершилась победой русского оружия: Херсон после долгой осады был взят, князь Владимир получил в жены царевну Анну и принял около 988 г. крещенье — таковы были формы, закрепившие его политический союз с Византией, признавшей, согласно договору, права Руси в Таврике и Приазовье.

В самом начале XIII в. Таврика отпала от Византии, центральные области которой были захвачены крестоносцами. Херсон и Климаты, то есть крепости округи (так называемые «пещерные города»), признали над собой власть ее преемницы — Трапезундской империи, что выражалось в уплате дани, а в сущности, были предоставлены самим себе. В этих условиях набирают силу феодальные княжества. Это прежде всего княжество Феодоро, возникшее, возможно, еще в XII в. на землях, ранее принадлежавших херсонской знати. Столицей его стал город на горе Мангуп, в VII-VIII вв. называвшийся Дорос, в XIV-XV вв. переименованный в Феодоро. Вплоть до турецкого завоевания в 1475 г. княжество оставалось оплотом греческой и христианской культуры, сумев сохранить определенную самостоятельность и при татарах, проникавших в Крым с XIII в. Земли княжества охватывали значительную территорию Юго-Западного Крыма и побережье: на востоке они включали долину Алушты, на севере доходили до реки Качи, на западе — до устья Черной речки, где владетели Феодоро основали порт Каламиту (Инкерман). Они мечтали возродить славу древнего херсонского порта, лежавшего в развалинах. Внимание к морской торговле, источнику богатства и процветания городов, было связано и с тем обстоятельством, что во второй половине XII в. торговые пути, связывавшие Запад с Востоком, проходившие ранее через Сирию и Палестину, переместились в порты Крыма и Приазовья. Сюда устремляются генуэзские купцы, которые, надеясь прибрать к рукам всю черноморскую торговлю, основывают ряд колоний — Кафу (Феодосия), Солдайю (Судак) и, под самым носом у феодоритов, — Чембало (Балаклаву). Торговое соперничество между генуэзцами и феодоритами породило немало острых столкновений.

К северу и востоку от Феодоро располагалось Кырк-орское княжество, вероятно, возникшее тоже в XII-XIII вв. с центром в Чуфут-Кале близ Бахчисарая. Оно было захвачено татарами и впоследствии составило ядро Крымского ханства. Татары в массе своей оставались кочевниками, и процесс их перехода к оседлому земледелию более активно происходил в районе Бахчисарая, где сохранилось старое земледельческое население. Во время междоусобиц, сопровождавших борьбу крымских ханов за отделение от Золотой орды, крепость Кырк-Ор служила резиденцией хана, за ее стенами татары укрывали семьи, хранили награбленное добро, содержали пленников. Однако столицей Крымского ханства стал не город-крепость, в которой татары-кочевники не нуждались, а основанный в XV-XVI вв. Бахчисарай.

С вторжением турок в 1475 г. начинается последний период средневековой истории Крыма — период трехсотлетнего татарско-турецкого ига. Оно покончило с генуэзским владычеством на Черном море и уничтожило греческое княжество Феодоро. Сохранялись лишь разрозненные островки греческой культуры в виде православных монастырей, которым русское правительство оказывало покровительство и материальную помощь. Главным среди них являлся расположенный на окраине Бахчисарая Успенский монастырь. Что касается Бахчисарая, то он в этот период становится торгово-ремесленным, административным и культурным центром всего Юго-Западного Крыма, украшается множеством зданий культового и светского характера.

Русско-турецкие войны XVIII в. стали заключительным этапом многовековой борьбы России за выход к Черному и Азовскому морям. Война 1735-1739 гг., когда русские войска дважды проникали в Крым и даже захватили Бахчисарай, осталась безрезультатной; зато война 1768- 1771 гг. принесла России крупную победу. Согласно Кучук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 г., Крым был объявлен независимым, а Россия получила во владение Керчь и выход к Черному морю.

В конце февраля 1783 г. последний хан из рода Гиреев — Шагин — подписывает отречение от престола и покидает Бахчисарай. Спустя четыре года, в мае, сюда торжественно въезжает Екатерина II в сопровождении австрийского императора Иосифа II, французского и английского послов — графа де Сегюра и лорда Фитцгерберта, представителей других держав. Приезд в Бахчисарай и недельное пребывание в ханском дворце императрицы и ее свиты стали кульминацией путешествия, обставленного с неслыханной пышностью и предпринятого с целью показать иностранным державам, прежде всего Пруссии и Австрии, новоприобретенную Тавриду, военную мощь Российской империи, ее победоносный флот на Черном море. В память этого посещения сохранились у самых ворот дворца «екатерининская миля» и так называемые «екатерининские комнаты» во дворце.

Присоединение Крыма завершило вековую борьбу России за выход к Черному морю, окончательно закрепило южные границы Русского государства. В истории многовековых связей Крыма и Руси, возникших еще на заре русской государственности, открылась новая страница. Однако специфические обстоятельства борьбы за Крым привели к временному запустению края. В 1778 г. русское правительство, стремясь ослабить Крымское ханство, организовало выселение в Приазовье более тридцати тысяч греческих христиан — земледельческое население края, основных производителей материальных благ. Пять лет спустя значительная часть мусульманского населения эмигрировала в Турцию.

Энергичные меры по заселению пустующих земель, строительству дорог, благоустройству городов, приобщению к передовой русской культуре открывали новые возможности экономического и культурного развития полуострова, где веками сохранялись феодальные, застойные формы уклада жизни.

По новому административному делению бывшая столица Крымского ханства становится заштатным городом Симферопольского уезда. Промышленное развитие не особенно затронуло старый Бахчисарай. В то же время его восточный колорит, ханский дворец и памятники, разбросанные в городе и по окрестностям, необычайная живописность ландшафта вызывали неизменный интерес и своего рода паломничество людей литературы и искусства. Впечатление, произведенное городом на юного Пушкина, вылилось в поэму «Бахчисарайский фонтан»; им навеян прекрасный цикл «Крымских сонетов» польского поэта А. Мицкевича; бахчисарайские мотивы звучат в стихах II. А. Вяземского и Леси Украинки. Бахчисарай конца XVIII в. изобразил известный русский пейзажист Ф. Я. Алексеев; в разное время там работали художники Н. Г. Чернецов, И. Н. Крамской, К. Ф. Богаевский, А. В. Куприн, П. П. Кончаловский; посетили его и писатели А. С. Грибоедов, Л. Н. Толстой, И. А. Бунин, А. И. Куприн, А. К. Толстой, А. М. Горький, А. Н. Толстой, М. М. Коцюбинский и многие другие.

С бахчисарайской землей связано немало героических страниц нашей недавней истории. Во время Крымской войны 1853-1856 гг. на реке Альме 8 сентября 1854 г. произошло крупное сражение. Ценой больших потерь русские войска сумели временно задержать армию англичан, французов и турок, стремившихся прорваться к Севастополю. В период первой героической обороны Севастополя Бахчисарай испытал все тяготы войны: через него проходило подкрепление, подвозили боеприпасы и продовольствие, в то время как из Севастополя шел бесконечный поток раненых.

Во время немецко-фашистской оккупации в городе действовала подпольная группа патриотов, а из окрестных лесов наносили удары по врагу отважные партизаны-бахчисарайцы. Через эту землю с боями прошли советские воины-освободители в 1944 г., двигаясь к Севастополю.

Послевоенный Бахчисарай — это современный, быстро растущий город, имеющий немало предприятий областного и республиканского значения, занятых переработкой местного, в значительной мере сельскохозяйственного сырья. Его жители — это рабочие цементного и эфиромасличного заводов, строители и механизаторы, консервщики и виноделы. Новый город с его широкими улицами и многоэтажными домами далеко шагнул на простор, к юго-западу от узкого ущелья, где когда-то начиналась его история.

Фадеева Т.М. По горному Крыму. — М.: "Искусство", 1987

© Max Zhubr, 1999-2005 "наверх""следующая страница"
Hosted by uCoz